Я вижу перед собой чашку чая. А это не чашка – это настольное море. А по морю плывёт чаинка. Только это не чаинка – это корабль. А в пепельнице – дымит папироса Синим дымом с зажженного конца И серым - с мундштука. А это не папироса. Это вулкан Попокатепетль. И на корабле плывёт в далёкую страну храбрый капитан Ефим. Он не боится дыма вулкана. Он не боится кривого железного столба Чайной ложечки. Он ничего не боится. Он – шкипер. Привет тебе, о вольный бродяга Неведомых потаённых кухонных просторов! …
Жалко, что я не пью чай. Эх, кофе, кофе…. Плыви, Ефим!
Бродил в лесу. Был белок цирк и театр. Они искали в шишках, Упавших с кедров на тропинку, Орехи. Но при этом – Стремительным зигзагом Тёмно-рыжих молний, Свой исполняя тайный, древний танец Носились, прыгали, смеялись, кувыркались, Как Мир-Суснэ-Хумы Семи ручьёв. … Я шёл, Ступая осторожно По павших игл кедровому ковру. Чу! Шишка! Целая! В прозрачных праздничных пахучих каплях Росы кедровых смол. Вот это да! Ведь шишки отошли ещё в июле. Сердечное спасибо за гостинец Вам – Мои ханты-мансийские холмы! Я – рад. … Но – стр-р-р! Чак! Щщщак! То треск в ветвях и щёлканье хвостом. О, белки! Мои летающие сёстры… Вы – Калтащ-Эквы пихтовых небес. Держите эту шишку! Вам – нужнее. Вам – скоро с рыжего на серебристо-серый Менять меха своих ершистых шуб. Вам – заводить бельчат. Чтоб вечно Кедровой призрачной Вселенной искры, Как Неба маяки, Светить моей душе не перестали. Ведь вы – Хранительницы Древних Песен Леса. Пока они звучат – живёт наш мир. Возьмите шишку, белки! На здоровье! … И белки мне сказали: ПУМАЩИПА!
Я вижу перед собой чашку чая. А это не чашка – это настольное море. А по морю плывёт чаинка. Только это не чаинка – это корабль. А в пепельнице – дымит папироса Синим дымом с зажженного конца И серым с мундштука. А это не папироса. Это вулкан Попокатепетль. И на корабле плывёт в далёкую страну храбрый капитан Ефим. Он не боится дыма вулкана. Он не боится кривого железного столба Чайной ложечки. Он ничего не боится. Он – шкипер. Привет тебе, о вольный бродяга Неведомых потаённых кухонных просторов! … Жалко, что я не пью чай. Эх, кофе, кофе…. Плыви, Ефим!
Из книги: Борис Голдовский. История драматургии театра кукол, Москва, 2007
В 1936 году, будучи в Харькове, Введенский сотрудничал с Харьковским государственным театром кукол, где по просьбе режиссера В. Белоруссовой написал пьесу «Весёлые путешественники». Поэт продолжал работать в детской литературе, зарабатывал сочинением цирковых и эстрадных реприз, куплетов, миниатюр. В 1939 году Введенский написал эксцентричную пьесу «Елка у Ивановых». Тогда же пришел в Центральный театр кукол под руководством С. Образцова, чтобы предложить свою новую кукольную пьесу для взрослых «Концерт-варьете». В то время Центральный театр кукол под руководством С. Образцова еще не играл спектаклей для взрослых, и Образцов попросил автора написать вариант этой пьесы для детей. Через короткое время пьеса была готова. Это была остроумная пародия на популярные концертные программы тех лет и их исполнителей, с множеством смешных кукольных номеров, трюков. Но так как в театре в то время шли репетиции другого спектакля («Ночь перед Рождеством»), постановку «Концерта-варьете» отложили. Премьера «Ночи перед Рождеством» была сыграна Театром Образцова в июне 1941 года, затем началась Великая Отечественная война, и пьеса «Концерт-варьете» так и осталась в архиве театра. Но, видимо, идея А. Введенского о пародии на эстрадный концерт продолжала жить; После окончания войны С. Образцов создал «Необыкновенный концерт». В спектакле действовали не животные, как в пьесе Введенского, а люди. Например, вместо добродушного и самовлюбленного бегемота - Антона Многотонновича Толстокожева, появился Конферансье. Он был иным, произносил иной текст, но характеры этих персонажей — самоуверенных, самовлюбленных, «толстокожих», стиль поведения, ситуации, типажи были тождественны. Вот, например, Толстокожев из пьесы Введенского играет с малышом-медвежонком, пока родители малыша - медведи-акробаты выступают на арене: «Сосунок иногда начинает кричать: уа-уа, и тогда Толстокожев качает его и говорит: бай-бай-бай, маме работать не мешай. ( Collapse ) Из пьесы А.Введенского «Концерт-варьете»:
Тут все необычайно За ширмою у нас. Тут может плакать чайник, Смеяться – медный таз.
«Вступительная песенка для джаз-оркестра». Архив Музея ГАЦТК
Введенский А. Концерт-варьете // Театр чудес. 2001. № 0. С. 42.
Я вижу перед собой чашку чая. А это не чашка – это настольное море. А по морю плывёт чаинка. Только это не чаинка – это корабль. А в пепельнице – дымит папироса Синим дымом с зажженного конца И серым с мундштука. А это не папироса. Это вулкан Попокатепетль. И на корабле плывёт в далёкую страну храбрый капитан Ефим. Он не боится дыма вулкана. Он не боится кривого железного столба Чайной ложечки. Он ничего не боится. Он – шкипер. Привет тебе, о вольный бродяга Неведомых потаённых кухонных просторов! … Жалко, что я не пью чай. Эх, кофе, кофе…. Плыви, Ефим!
В ночь читал «Три Толстяка». Нет, не сказку, известную всем, а пьесу, переработанную Юрием Карловичем, год спустя после её опубликования, в 1929-м году (а написана она была ещё в 1924-м). Для постановки в детских театрах. И что же вышло у «коллекционера метафор», безмерно радующегося празничности и торжественности слова «протуберанец»? Вышел Олеша. Грустный и прекрасный сказочник, словами останавливающий время. Когда продавец шаров влетает в окно кухни, на которой повара готовят Трём Толстякам огромнейший торт и плюхается прямо в его кремово-цукатную середину, знаете, что говорит Первый поварёнок?
-ОН ВЛЕТЕЛ, КАК ПЫЛИНКА, ПРЕДВЕЩАЮЩАЯ ПИСЬМО.
Многие сцены в пьесе – буквально предвещают А. Введенского с его чёрно-белой драматургией.
Повариха. Если бы я была поэтом, я бы сравнила тебя с лебедем. Первый поварёнок. Если б я был прачкой, я сравнил бы тебя с горой мыльной пены…
….. Продавец. Не надо меня есть. Я очень невкусный. Мокро. Что это? Крем? Я чувствую насморк. Я очень болезненный. (Его уносят в обеденный зал). До свиданья. Я очень вежливый.
Это – совсем другое произведение. Запомните. Пьеса «Три Толстяка». Её надо внимательно читать. Потому что там фонари - как шары, наполненные ослепительным кипящим молоком. Вот теперь – до свиданья. Я очень вежливый.
