В. Кулемзин, описывая различные группы носителей традиции хантыйского шаманизма (или, скажем так, околошаманских традиций), выделяет среди них мантье-ку и арэхта-ку (буквально сказка-человек и песня-человек) - излечателей сказкой и излечателей песней [Кулемзин В., Лукина Н., Знакомьтесь: ханты. Новосибирск.1992. с.115]. Сам мотив магического излечения пением священных песен имеет самое непосредственное отношение к представлениям об «обратном течении времени», т.к. принципом исцеления является совместное «проживания» космогонического мифа- песни-сказки. «Став символически современником сотворения мира, больной погружается в состояние первоначального расцвета; в него проникают гигантские силы, которые in illo tempore сделали возможным сотворение мира [Элиаде М., Аспекты мифа. М., 1998. с. 35]
Венгерская исследовательница сакрально-песенной традиции северных угров Е. Шмидт описывает состояния исполнителей и слушателей магических песен так: «Культовая (и даже простая) песня исполняется в ином психическом состоянии, чем другие произведения. Прихотливо варьирующий монотонный мотив, частые повторы не только строк, но и более крупных фрагментов приводят в состояние, близкое к экстазу. Почти полностью выключаются все механизмы восприятия и отражения действительности, отсюда – невозможность изменять текст на ходу... Словесное действие почти полностью растворяет в себе действительность, и в результате создаётся впечатление, будто давно прошедшие события происходят заново, певец уносит слушателей в давние эпохи, «создавая» их своим пением. Продолжительное пение отключает и певца и публику от реальности. Очнувшись, они чувствуют себя так, будто и они, и весь миропорядок рождены заново, т.е. происходит нечто вроде катарсиса» [Цит. по: Лукина Н.Н. Предисловие//Мифы,предания,сказки хантов и и манси. М., 1988. c.38 ]. Здесь мы видим классический пример характерной для мифа метафизической экстраполяции абсолютного, сакрального времени на обыденное, профаническое время, построенной на мифологеме возвращения к in illo tempore.
Иным, не менее характерным примером подобной темпоральной метафизики является описанная Е. Ромбандеевой система представлений некоторых групп северных манси об обратном течении времени в за-смертном миропространстве. Согласно этим представлениям, душа (точнее, одна из душ) после смерти отправляется в путешествие на юг, в страну первопредков, переходя море по мосту из собственных волос (этот мотив универсален и встречается во многих архаических танатологиях). Достигнув тёплых краёв, «...покойный будет продолжать жизнь на берегу тёплого моря. Манси считают, что душа человека здесь живёт уже обратной жизнью – до превращения в ребёнка, а затем в паука, если это женщина, и в жука, если это мужчина». [Ромбандеева Е.И., Указ.соч., с. 42].
Оставляя в стороне анализ символики трансформации душ в насекомых (имеющей прямые соответствия в традиции европейской модернистской литературы ХХ века – Ф. Кафка, обэриуты), отметим значимость концепции «обратного течения времени» и в данном случае.
Вообще, представления о за-смертном мире как о «зеркальной», противоположной этому миру по всем атрибутам, сферы «перевёрнутого» бытия также универсальны и встречаются во многих архаических традициях, в том числе и славянской [См. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. с. 72-73], но в приведённом выше отрывке мы видим не реконструкцию когда-то бытовавших представлений, а “живую”, уникальную мифологическую модель за-смертного царства.
Аналогичные материалы приводит В. Кулемзин, характеризующий за-смертный мир по представлениям хантов: “Там происходит всё наоборот, это зеркальное отражение мира земного. Что здесь мёртвое – там живое, здесь повреждённое – там невредимое, здесь день – там ночь. Даже время там течёт в обратном направлении. [Кулемзин В.М., Лукина Н.Н. Знакомьтесь: ханты. Новосибирск.1992. с.108]