Илья Верховский (ilya_verhovsky) wrote,
Илья Верховский
ilya_verhovsky

Category:
  • Mood:
  • Music:

Памяти кристаллы. Несказка о сбежавшем слезами детстве.

Это бывает со всеми. По-разному. Кто-то этого не замечает вообще. У меня было странно. Светло, грустно и безудержно. Мне было 12.
Юрмала, Каугури, лето.
Меня из Ханты-Мансийска часто отвозили на всё лето или в Феодосию, к бабушке Фае и дедушке Осе, или в Ригу, где у деда Андрея и бабушки Тамары ещё с послевоенных времён была самопостроенная дача в Каугури. Отвозили порою надолго – с мая по сентябрь. А папы с мамой – не было. Они работали, у них не совпадали отпуска и, как это всегда случается, было много своих взрослых дел. А я – их ждал. Когда они приезжали –это была радость. Праздник с широко открытыми глазами.
А вообще я был один. Может, с тех пор я и научился отстранённо и спокойно переживать случайное одиночество. Читал книжки. Ездил в Вайвари и Майори на синем велосипеде «Аист», подаренном делом Андреем. Сворачивал с велосипедной дорожки в лес, ложился у сосны, смотрел в небо. Ел чернику. Нет ягод вкуснее, чем лесная прибалтийская черника, которую ешь, глядя, как сосны качают вершинами, сходящимися в вышине в прозрачно-зелёный игольчатый купол.
Там же, на даче, я познакомился с чудесной еврейской девочкой из Москвы, Аллой Айбиндер. Она с родителями жила тогда в Олимпийской деревне. Мне было 12, ей 11. Мы подружились, играли вместе. Нам было хорошо вдвоём. Но она скоро уехала, и я опять остался один. Позже, в 1989-м, я получил письмо из Израиля. Оказывается, её мама увезла семью туда. Мы переписывались, потом след потерялся. Где же ты, Алла? Славная цветная картинка моего тихо-тихо сбежавшего в память детства…
В тот вечер я, как обычно, лёг спать. В детской комнате, где мне был знаком каждый сантиметр. МОЕГО пространства. Где в сумерках олень, нарисованный на старом, послевоенных времён ковре над кроватью, начинал медленно кивать головой и тихо разговаривать со мной. Где в тумбочке лежали детские книги, купленные ещё в 50-х-60-х, которые я читал из года в год и мне не было с ними скучно. Это были не просто книги. Это были мои друзья. Где у зеркала важно восседал игрушечный обезьянёнок Яша с головой, сделанной из деревянного шара, обшитого тканью – Яшина голова очень больно тюкала по моей, когда я, бывало, заигрывался и начинал на диване устраивать с обезьянёнком борцовский турнир. Но я никогда на него не злился. Это же Яша – как на него сердиться? Он был мне как брат.
Я засыпал в СВОЁМ мире. Мне было хорошо в нём. Это был МОЙ ДОМ. А ещё – буквально позавчера приехала мама, и радостнее события трудно было придумать.
Я сомкнул ресницы. Во мне зашевелились картинки, фигурки, послышались шорохи, шёпоты, разговоры. Я видел сны. О чём – не помню. Но это были очень интересные сны, с удивительными приключениями и неизведанными пространствами, которые таили в себе ожидание тайны. Чуда, праздника и радости. Я ушёл туда, в страну, которая у каждого внутри. На всю ночь.
Как известно, ночью время совсем не такое, как днём. Оно хитрое - сжимается, переливается, мерцает. Может пролететь за мгновение, а может растянуться на пол-жизни. Но, каждая сказка, как и жизнь, когда-то кончается. Это грустно, но это так.
Я проснулся. В окно глядели утренние нарядные солнечные лучи, шелестел ветвями яблочный сад у дома. Всё было хорошо. Я лежал и просто глядел на мир. И – до сих пор не могу забыть это чувство, разделяющее, разрывающее, разрубающее судьбу надвое.
Как-то очень просто и буднично, и вместе с тем отчаянно и возмущённо я ПОНЯЛ. Что – детство – кончилось. Что его – БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ. Будет много другого, и, может быть хорошего, но его – не будет больше. Никогда. Насовсем. Будто что-то умерло внутри.
Я кинул быстрый, ещё на что-то надеющийся взгляд. на свою детскую. Ведь это же МОЙ МИР???! Нет. Уже не мой. Он - умер.
И я понял – в этой комнате вырастал мой двоюродный брат Андрей. Вырос. Моя родная сестра Наташа, что ныне перебралась в Ришон-Ле-Цион. Выросла. А я? И я – тоже?????????? И ничего уже не вернуть. Навсегда. Какое страшное слово.
Проклятая ночь!
Через секунду я заплакал. Не навзрыд, не яростно, не обиженно на мировую несправедливость. Просто – мне стало очень горько, и эта горечь подкатила к горлу, к носу, к зрачкам. И потекли слёзы. Как течёт летний дождик на ладони мальчишек, которые не знают о том, что и этот дождь, и этот день убегает от них навсегда. Я плакал горькими (почему-то они не были солёными; я отчётливо чувствовал на губах горечь) и светлыми слезами, они медленными ручейками стекали по щекам, и падали на подушку. А в голове у меня крутилась, как заезженная грампластинка, только одна фраза: «Кончилось…детство…Кончилось…. Кончилось детство…».
Я плакал. Я прощался с ним. Я знал, что теперь плакать мне не придётся. Нельзя. Мужчины не плачут. А пока – можно. Это – утро прощания.
Через несколько минут в комнату заглянула мама. «Доброе утро, сынок! Ой… Илюшенька… Что с тобой? Ты плакал?»

«Ничего, мама. Всё хорошо. Теперь уже правда – всё. Доброе утро, мамочка».
И она села на мою кровать и долго гладила меня по голове. И слёзы –высохли.

Мне было 12 лет. Но я уже ПОМНИЛ, что это было. Каждая сказка когда-то кончается.
И детство кончилось. Сбежало. В память и песни.




---
В 1991-м, в Свердловске, мой сокурсник по Университету и хороший знакомый Лёшка Пономарёв, поэт и музыкант, сейчас возглавляющий группу NTTA, подошёл ко мне и сказал: «Илья, спасибо тебе за эту сказку». «За какую?» - удивился я. «В которой ты проснулся однажды в 12 лет, заплакал и понял, что детство кончилось. Мне моя Катя рассказала, а ей твоя Света». «Лёшка! Это – не сказка. Это – так было. По правде!» -сказал я.
«Так это же ещё лучше» - улыбнулся Лёшка. И ушёл.
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 11 comments