Кедровый шалахмонэс. Несказка о добром Лесе
Я всегда говорил, что лес – живой. Большой, мохнатый и добрый. И обижать его нельзя. Потому что, когда ты в него заходишь, он сначала внимательно вглядывается в тебя: «Эй! А ты что за человек? С хорошим пришёл?», а потом – впускает, принимает как усталого городского странника, которому нужны сказка, покой и приют. Прислушаешься – все шёпоты, шелесты, шорохи тебе станут понятны. Это лес с тобой разговаривает. Приглядишься – а он не просто ветками размахивает во все стороны, а ладошками листьев да лапами сосен-кедров тебе машет – приветы свои зелёные и солнечные передаёт. А белки – те вообще концерт для тебя устраивают. А может быть, даже цирк. Белки – они ведь акробатки. И жонглёрши ещё. С кедровыми шишками в лапках стремительными рыжими молниями носиться с дерево на дерево, от корня до вершины – этого ни на одной арене не увидишь. Хороший лес, добрый, живой. А один мой товарищ мне не поверил. И вот что из этого получилось.
Конец 90-х. Ханты-мансийская осень. Когда мир становится ясноглазым и чуть печальным, по ветру путешествуют прозрачные паутинки, а ковёр из листьев – ещё не соткан. Когда воздух звенит, и эту тихую музыку – не хочется спугнуть неосторожным громким словом. Когда уличные собаки – по совершенно неизвестным для нас причинам – становятся добрыми.
Мы с товарищем, взяв в универмаге бутылку недорогого красного вина, ушли из института, где я тогда работал, на окраину города, граничащую с простирающимся на многие десятки километров лесным царством. Прошли лог, опушку. Комаров уже не было. Хорошо! Шли, разговаривали. По пути подобрали кедровую шишку, уже побывавшую в лапках у одной из многочисленных лесных циркачек беличьего народа, самозабвенно шнырявших туда-сюда где-то на вершинах деревьев, скрытые от нас густым хвойным облаком. Идём дальше, щёлкаем орехи. Свернули с тропинки, прошли чуть вглубь. Выбрали место – под двумя высоченными кедрами маленькая полянка, на ней - удивительная подстилка из пожелтевших старых игл, мягких как бахрома у индейских штанов, которые шила мне, 5-летнему, мама на утренник в детский сад. На краю полянки – склон, поросший мелким, будто игрушечным подлеском. Сидим, открыли вино, закурили. Сначала молчали – а как в таком месте не молчать!))) Потом товарищ начал рассказывать мне истории из своей жизни – в основном печальные. Я одним ухом слушал его, другим – лес. Честно говоря, лес – рассказал мне больше.
Под окурки, пробку от бутылки и прочее я приспособил старую сигаретную пачку. И ещё раз сказал товарищу: «Лес – живой. Его обижать нельзя!». Он засмеялся: «Да глупости же всё это, Илюха…» - и – скорее всего случайно не удержал в руке пачку; она покатилась по склону, усеивая его окурками и смятой фольгой. Тут я заворчал, как угрюмый Лесной Старик. И полез всё это безобразие собирать. Собрал обратно в пачку, вернулся на место. Ещё раз говорю, что - не дело это, нас в гости пустили, а мы хозяина обижаем. Он нам даже шишку лапами белки скинул (которую мы уже, впрочем, сгрызли и не отказались бы от ещё одной)), а мы у него дома раскидываем чёрные окурки. Товарищ в ответ: «А-а-а… перестань.. ерунда всё это!». «Ерунда?» - переспрашиваю я – и – вдруг слышу тихий-тихий, тонкий свистящий звук, приближающийся по нарастающей. И – буквально через 2 секунды мне по затылку – хххлоппп! – что-то прилетает сверху, и скатыватся прямо на колени. И что бы вы думали? Шишка. Настоящая, огромная, удивительная кедровая шишка, абсолютно свежая, и даже не тронутая лесными хулиганками-белками.
«Вот видишь!» - повернулся я к изумлённому товарищу, который всё это видел и несколько секунд просто не мог вымолвить ни слова. Потом, конечно, мы, радостные, начали щёлкать орехи с этого замечательного лесного шалахмонэса. Допили вино. Когда уходили, я обернулся на нашу полянку. Она была точно такая, как и до нашего прихода. И лес на прощанье помахал нам своими кедровыми лапами.
Лес – он добрый. Живой, весёлый и мохнатый. Как щенок. Так как же можно его обижать?
Конец 90-х. Ханты-мансийская осень. Когда мир становится ясноглазым и чуть печальным, по ветру путешествуют прозрачные паутинки, а ковёр из листьев – ещё не соткан. Когда воздух звенит, и эту тихую музыку – не хочется спугнуть неосторожным громким словом. Когда уличные собаки – по совершенно неизвестным для нас причинам – становятся добрыми.
Мы с товарищем, взяв в универмаге бутылку недорогого красного вина, ушли из института, где я тогда работал, на окраину города, граничащую с простирающимся на многие десятки километров лесным царством. Прошли лог, опушку. Комаров уже не было. Хорошо! Шли, разговаривали. По пути подобрали кедровую шишку, уже побывавшую в лапках у одной из многочисленных лесных циркачек беличьего народа, самозабвенно шнырявших туда-сюда где-то на вершинах деревьев, скрытые от нас густым хвойным облаком. Идём дальше, щёлкаем орехи. Свернули с тропинки, прошли чуть вглубь. Выбрали место – под двумя высоченными кедрами маленькая полянка, на ней - удивительная подстилка из пожелтевших старых игл, мягких как бахрома у индейских штанов, которые шила мне, 5-летнему, мама на утренник в детский сад. На краю полянки – склон, поросший мелким, будто игрушечным подлеском. Сидим, открыли вино, закурили. Сначала молчали – а как в таком месте не молчать!))) Потом товарищ начал рассказывать мне истории из своей жизни – в основном печальные. Я одним ухом слушал его, другим – лес. Честно говоря, лес – рассказал мне больше.
Под окурки, пробку от бутылки и прочее я приспособил старую сигаретную пачку. И ещё раз сказал товарищу: «Лес – живой. Его обижать нельзя!». Он засмеялся: «Да глупости же всё это, Илюха…» - и – скорее всего случайно не удержал в руке пачку; она покатилась по склону, усеивая его окурками и смятой фольгой. Тут я заворчал, как угрюмый Лесной Старик. И полез всё это безобразие собирать. Собрал обратно в пачку, вернулся на место. Ещё раз говорю, что - не дело это, нас в гости пустили, а мы хозяина обижаем. Он нам даже шишку лапами белки скинул (которую мы уже, впрочем, сгрызли и не отказались бы от ещё одной)), а мы у него дома раскидываем чёрные окурки. Товарищ в ответ: «А-а-а… перестань.. ерунда всё это!». «Ерунда?» - переспрашиваю я – и – вдруг слышу тихий-тихий, тонкий свистящий звук, приближающийся по нарастающей. И – буквально через 2 секунды мне по затылку – хххлоппп! – что-то прилетает сверху, и скатыватся прямо на колени. И что бы вы думали? Шишка. Настоящая, огромная, удивительная кедровая шишка, абсолютно свежая, и даже не тронутая лесными хулиганками-белками.
«Вот видишь!» - повернулся я к изумлённому товарищу, который всё это видел и несколько секунд просто не мог вымолвить ни слова. Потом, конечно, мы, радостные, начали щёлкать орехи с этого замечательного лесного шалахмонэса. Допили вино. Когда уходили, я обернулся на нашу полянку. Она была точно такая, как и до нашего прихода. И лес на прощанье помахал нам своими кедровыми лапами.
Лес – он добрый. Живой, весёлый и мохнатый. Как щенок. Так как же можно его обижать?