Сэм Лайтнин Хопкинс - один из ярчайших, архетипичнейших представителей техасского гитарного звука. С самого рождения его жизнь непосредственным образом была связана с блюзом - о нём, как и о многих других легендарных музыкантах с полным правом можно сказать, что он не ИГРАЛ блюз. Он ЖИЛ в блюзе. С самого начала...
В семье Хопкинсов - одной из многих полунищих афроамериканский семей Техаса начала века музыка присутствовала изначально - как хлеб, как воздух, как небо. Музицировал отец, пела госпелы и спиричуэлсы мать, старший брат маленького Сэма был блюзменом. В то время блюз, хотя и считался «дьявольской» музыкой, был буквально растворён в самой атмосфере Техаса - играли на улицах, играли в кабаках и забегаловках, играли на «деревенских» пикниках. Как раз на одном из таких пикников восьмилетний мальчишка Сэм и увидел легендарного и уже суперзвёдного по статусу (пластинки, записанные на «Парамаунт» и расходившиеся тысячными тиражами - это в тогдашнем Техасе было почище любых нынешних Грэмми) Блайнд Лемона Джефферсона. И не просто увидел, но и познакомился с Великим Слепым, и если верить некоторым источникам, ещё и получил возможность джемовать с Лимоном (!). Это в восемь-то лет! (Кенни Уэй Шеппард, конечно, тоже вундеркинд, но ТАКОЕ нашему белобрысому блюз-рок-герою не снилось и в самых страшных снах). После этой эпохальной встречи маленький Сэм уже не расставался с гитарой и был фактически уверен, что его будущее - блюз и ещё триста раз блюз.
В подростковом возрасте Хопкинс, в статусе уже достаточно «продвинутого» музыканта-аккомпаниатора отправляется бродяжничать по южным штатам вместе с ещё одной легендой архаического блюза - Алджером Александром, вошедшим в блюзовую историю под именем Тэксас Александра. Сам Тексас обладал хриплым, пронзительным голосом, но совершенно не умел играть ни на одном инструменте. А его полунаркотическая страсть к бродяжничеству и странническому образу жизни, когда его неистовое пение на улицах и площадях становилось праздником почти для всего города, собиравшегося на этот уличный концерт, привела его к необходимости постоянно «таскать» за собой гитаристов, аккомпанировавших ему или заполнявших своими блюзами паузы в выступлении. Причём гитаристы у Тексас всегда были чрезвычайно достойными - и Лонни Джонсон, и молодой Лоуэлл Фулсон время от времени сопровождали его в блюзовых путешествиях. В эту же когорту влился и Сэм Хопкинс, который, помимо всего прочего, ещё и приходился Алджеру двоюродным братом. (К слову о преемственности блюзовых поколений и фразеологизме о том, что «...блюз у них в крови...» - двоюродным же братом самого Хопкинса был Альберт Коллинз - один из великих техасских блюзменов уже электрогитарных 70-80-х. Так что - истинная правда. В крови. И весь Техас - одна большая блюзовая община...)
В то время представители звукозаписывающих компания, работающих с исполнителями в категории так называемых «расовых записей», естественно, были заинтересованы в поиске новых талантливых музыкантов, и один из них и сделал Алджеру и Лайтнину предложение о заключении контракта на студийную работу. Алджер отказался, а Хопкинс, у которого тогда не было ни единой записанной пластинки - дал согласие. Так наш герой и попал на «Алладин Рекордс», где в тандеме с пианистом по прозвищу «Гром» и записал блюзы, составившие впоследствие его первый «двойной альбом». Этому же периоду он обязан и появлению своего второго имени - Лайтнин. «Гром» и «Молния» - звучная, но дешёвенькая продюсерская идея сотрудников «Алладин Рекордс», старающихся подать свой продукт в красивой обёртке.
Есть, правда, и альтернативные версии появления у Хопкинса «молниевого» прозвища. По одной из них, он получил его за скоростные пальцевые путешествия по струнам своей растрёпанной шестиструнки, ибо, как ни крути, а по технике, скорости игры и глубоко «хопкинскому» звукоизвлечению он был в истории техасского блюза - одним из королей. По второй, более прозаической - Сэм как натура эмоциональная и увлекающаяся, со страшным свистом, то бишь молниеносно проигрывал в карты почти все деньги, которые попадали к нему в руки. И эта версия не так уж далека от истины. Blues for gamblers (Блюз для игроков) записанный им в кампании с великими акустик-блюзменами не менее легендарного, чем у самого Хопкинса статуса - полуиндейцем-девятиструнником Биг Джо Вильямсом и “пьедмонтцами“ Сонни Терри и Брауни МакГи - даёт весьма характерное представление о любимом досуге многих музыкантов. А если вся жизнь странствующего блюзмена - не более, чем игра, то что говорить об обычных картах...
Уже в блюзах, записанных для “Алладина”, определились основные специфические моменты музыкальной манеры Лайтнин Хопкинса. На сцене и на записях его музыка раскалывается на два дополнящих друг друга саундпространства. Первое - это классический техасский буги, игравшийся порой в бешеном темпе, но чрезвычайно чисто и со скоростными и дико энергийными соло-вставками (Lightnin Boogie, Mojo Hand, Black Cat и т.д.). Второе - это медленный, вязкий, полупсиходелический блюз, построенный на перекличках баса и соло и гипнотизирующий своим мощным пульсирующим ритмом (Bunion Stew, классический фуллеровский Stranger Here, или его версия Worry Life Blues Биг Масео и мн.др.). В дальнейшем Хопкинс остался верным этим своим находкам на протяжении всей жизни, и исполнял свои блюзы именно в этой, “раздваивающейся” манере.
После первых дисков к Хопкинсу как к кантри-блюзмену пришёл успех, и он стал одним из популярнейших музыкантов, работающих в блюзовой акустике. Примечательный факт - администрация чикагской фирмы “Чесс” организовала запись альбома Мадди Уотерса «Folk Singer», где отец чикагского блюза перепевал стандарты Дельты не в своём, “электро-маддиуотерсовском” стиле, а в архаической слайдакустике, СПЕЦИАЛЬНО, чтобы конкурировать с популярностью техасского акустического саунда Сэма Лайтнин Хопкинса. Что тут ещё скажешь?...
Однако Хопкинс, как и многие другие легенды первых блюзовых поколений, был переоткрыт для широкой (читай - белой) публики в годы фолкблюзового бума 60-х. Тогда, после некоторого забвения, он стал желанным гостем на всех блюзовых фестивалях - от знаменитого Ньюпортского до небольших фестивальчиков, проводившихся в студенческих городках перед белыми блюзовыми энтузиастами, для которых увидеть легенду Техаса 30-50-х и пообщаться с живым, «корневым» музыкантом - было настоящим чудом. Тем более, что по поводу общения никаких проблем не возникало - Хопкинс всегда славился не только как музыкант, но и как неутомимый рассказчик самых разных историй. И концерты свои он выстраивал прежде всего как способ общения с публикой, где разговоры незаметно перетекали в блюзы, и наоборот. Театр одного актёра.
Хопкинс играл и на электрогитаре, делая звук гуще, плотнее, но сохраняя все нюансы своего фирменного стиля. За свою жизнь он сделал записей, может быть, больше, чем кто-либо другой из блюзменов.
Его фигура была знаковой для развития техасского блюза - через своё детство и юность он был непосредственно связан с архаическим блюзом (Блайнд Лемон Джефферсон, Тексас Александр), сам он работал как блюзмен «среднего поколения», свершая свои открытия в 30-50-х годах, а через своего двоюродного брата Альберта Коллинза, и как это на первый взгляд не парадоксально через Стиви Рэя Воэна (а вы послушайте внимательно Rude Mood, лучше в акустике - чьи ослиные уши оттуда торчат?) - незримо присутствует и в современном техасском блюзе, проявляясь то цитатами, то аллюзиями и у Коллинза, и у Стиви Рэя, и у Криса Дуарте, и у многих других. Из тех, кто чувствует блюз.
По настоящему. Как Сэм «Молния» Хопкинс.