Уже во второй раз из-за угла большого строгого дома во дворе вылетел чёрный полиэтиленовый пакет с порванными ручками. Вылетел, и - смешно заковылял по снежной тропинке, как лесной старичок в чёрной шубе, пробирающийся сквозь сугрjбы в свою избушку. Дедушка-пакет топал так старательно, так важно, что не заметил, как к нему подлетел хулиганистый ветерок. И как следует дунул пакету в спину. Вэй! Чемпионат мира по акробатике! Трибуны восторженно плачут. Да, такого прыжка ночная общественность не видела уже давно. Браво! Бис!!! Семерной кувырок через голову с пролетанием дистанции в четыре метра и идеально грациозным финалом. И вот, когда наш чемпион вытянулся в струнку поприветствовать своих невидимых поклонников – он внезапно свалился в сугроб. Уже от хохота. И дворовый дедушка собачьего мира по прозвищу Тишка-Обезьянская Мартышка – недоверчиво смотрел от своего подъезда на хохочуший пакет без ручек. Браво, дедушка-пакет. Тебе рукоплещут лунные и звёздные жители. Ну, и конечно, я…
-Ты меня звал? Или просто нечаянно вспомнил? – будто из ниоткуда приплыл ко мне чуть хриповатый и какой-то игрушечный голос. – Или ты меня уже совсем забыл?
-Б-же! Неужели это.. – мой голос от удивления сорвался на шёпот. –Это – ты? Жорж ? Штурман? Но – как???
-Да, штурман Жорж. Как говорится – собственной персоной. – И на подоконнике появился весёлый плюшевый обезьянёнок. Подмигнул мне и улыбнулся. Как настоящее обезьянское солнышко – от уха до уха.
– Ты же сам меня позвал. Так вот. Если ты заглянешь, как ты говоришь, в чёрное зеркало кофе просто так – не увидишь никакого меня ни за что. Потому что… ты помнишь какую песенку я любил подпевать, когда ещё ходил с шарманщиком? А ну-ка, вспоминай! – обезьянёнок махнул лапкой и вдруг – исчез.
Я, задумчиво глядя в чёрную кофейную луну, мерцающую в белой чашке на подоконнике, неуверенно запел:
-«Мэйдл, мэйдл, х-вил бай дир фрэгн
Вос кен ваксн ваксн он рэгн?»….
И – о чудо! – в чашке появилась весёлая мордочка штурмана Жоржа и снова подмигнула мне.
«Вос кен брэнэн ун ништ фарбрэнен?
Вос кен бэнькн вэйнен он трэрн?»…
- Вот. То-то же! – засмеялся обезьянёнок и выпрыгнул из чашки обратно на подоконник. Причём – совершенно сухой. – Это же ты мне сказал, что песни – это не просто песни. Они – ну… как волшебные существа такие. А эта – про то, что может расти без дождя, гореть и не сгорать и плакать без слёз – она же – о самых настоящих волшебных вещах. И теперь она – моя волшебная песня. Пер-со-наль-ная. И ею можно меня позвать. А вообще-то… я сам уже по тебе соскучился. Ты мне тогда так помог. И ещё – коньяк у тебя очень вкусный! С лимоном. Помнишь? – и Жорж опять засмеялся. Так, как смеются, когда вспоминают что-то хорошее.
-Да ладно тебе!... Я уже и не помню, чем тебя угощал. А то – топает себе по дождю плачущий обезьянёнок, шкребётся в двери, бормочет что-то про пиратов… Как тут коньяк не достать? – радостный от того, что Жорж вернулся, сказал я.
-А ещё знаешь что? Я тут думал долго. И придумал. Ты, оказывается… – мой брат!!! Вот.
-Ой-ой??? А… Почему?
-А ты не помнишь? У тебя, Эли, что-то... это… того… (поёт своим простуженным баском, дирижируя лапами, как Спиваков):
«Что-то с памятью моей – стало
Всё, что было не со мной –помню»…
- Ты что, и вправду забыл? Ты же говорил, что у всех Верховских, особенно маленьких это есть.
-Да что это, Жоржеле?
-О-безь-я-нё-ноч-ность! – торжественно и нараспев выговорил мой ночной гость трудное, но, кажется, очень нравящееся ему слово.
-Это да. Правда:))) Значит, ты теперь мой братик? И откуда ты на этот раз свалился? С Луны?
-А…ой… а ты откуда знаешь???
-Что правда, что ли??? Я же просто так сказал. Это поговорка такая.
-Никаких поговорок. Элияху-ха-нави… Илья-Пророк ты, однако:). Но я сейчас и вправду на Луне. Я тогда ушёл от тебя – не помню, во сне или по правде. И пошёл бродить. Искать свой мир, свой дом. И забрёл в такой город странный. Все дома были как старинные зАмки. Да-да, даже избушки. И все почему-то были прозрачными. И улицы назывались… сейчас.. вот: «Родниковая, Ручейковая, Хрустальная, Журчальная, Озёрная, Ключевая». А я вышел на улицу Зазеркальную. Хороший город, Люди все добрые, приветливые. Только худые немножко и задумчивые. И светятся изнутри. Я потом узнал почему.
-Почему?
-Понимаешь… ну нет, давай я по порядку расскажу. В общем, вышел я на Зазеркальную. Иду, лапами махаю.. или машу? – как по-русски правильно сказать?
-Жоржеле, я не знаю. Правда. Скажи «махн» и всё... Рассказывай уже дальше.
-Я и рассказываю. Лапами, значит… ага… лахн… махн… и песенку мурлыкаю. И тут – шввввах! – мне прямо под ноги скатывается какой-то бело-жёлтый мохнатый комочек. Я ещё успел в воздухе заметить что-то похожее на золотую нитку. А потом комочек запищал.
-Как мышонок, что ли?
-Нет. Как…как я не знаю кто. Но – вполне человеческим языком: «Уважаемый Жорж! Здравствуйте вам! Добрых времён на всю вашу обезьянёночью жизнь! Мы слышали, что вы мурлычете песни. Вы, простите, хотите быть композитор? Чтоб сочинять песенки самому? А мы бы их разносили. По всему свету». Ну, я чуть удивился…хотя, вообще-то нет. Не удивился. Скорее обрадовался. В хорошем городе – хорошая встреча. Только вот с кем? И я ему и говорю: «Здравствуйте, здравствуйте! Всего вам того же самого доброго, уважаемый жёлтый комочек. Только скажите же мне, ради Б-га, кто вы такой, и куда вы меня зовёте, что бы быть композитор. Потому что я всегда этому ужасно рад».
-Не вопрос! – отвечает комочек, превратившийся в маленького человечка. Он, кстати, уже встал и расправил свою одежду – нечто вроде плаща с золотистой бахромой и такой же длиннополой шляпой.
– Дорогой Жорж, я вас поздравляю. – И вдруг неожиданно пафосно, вытянув левую руку вперёд, в туманную даль…ну, как этот… у вас ещё стоят…памятник Ленину, вот.. – человечек воскликнул: - ВЫ - НА ЛУНЕ!!! Добро пожаловать в лунный город Самэах!
-Добро! – отозвался я. - Интересно тут у вас. Светитесь поэтому все? Что Луна? А вы, извините, сами кто будете?
-По паспорту? – почему-то смутился человечек.
-По какому ещё паспорту, Б-же мой? Как вас зовут? Кто вы?
-А! Да-да. Извините, я немножко рассеянный. Позвольте представиться. Я – лунный луч. А зовут меня Авессалом. Я – директор фабрики.
-Да?? Как-то… непохожи вы на фабриканта. Ботинки или мопеды?
-Чего? Ка...картинки и обеды? Извините, я чуть глуховат.
-Какие обеды??? А, кстати, пообедать бы не совсем помешало… Ваша фабрика – она чем занимается?
-О, это как раз очень интересно. Дело в том, что я директор фабрики… занимается она... ну… чтобы было на свете сквозняковых песенок.
-Пе-се-нок? Сквоз-ня-ко-вых??? А… Это как? И – потом… Я немножко жил у людей. Они ведь боятся сквозняков. Говорят, что детей продует, они заболеют и всё такое. Думаете, с песенками им будет легче простуживаться?
-Уважаемый Жорж, ну как вы могли подумать? У вас немножко неверное представление о сквозняках и сквозняковых песенках. Сквозняк – он же почему так называется? Потому что проходит сквозь. Понимаете? Сквозь всё. А, значит, - увлечённо продолжал луч Авессалом, размахивая светящимися руками, - можно сотворить такой сквозняк, что он пройдёт сквозь все времена и все пространства. Представляете? Но это уже метафизика. Слава Б-гу, есть Б-г на небе, он сам за такими сквозняками следит. А мы другим занимаемся. Ну, например,… сидит человек. И грустно ему. Очень. Он песню начинает петь. А песня тоже грустная. Он наливает себе коньяк.
-Ой! Коньяк! Я знаю коньяк, луч Авессалом. Я, когда жил…у одного.. брата, он меня угощал. Он вкусный! Если с лимоном.
-Да, Жорж. Но вы пили коньяк светлый и хороший. А если человеку плохо и тоскливо, ему всегда попадается только тёмный и мрачный. И коньяк ему уже тоже не помогает.
-Ну, он же может на небо, например, посмотреть. Там звёзды. Там громадное чёрное море с живыми весёлыми искрами. Оно дышит и тихо звенит.
-И снова, дорогой Жорж, вы правы. Но это вы. Вам сейчас хорошо, вы смеётесь и вспоминаете хорошее. А вот если тот человек посмотрит на небо - он, знаете, что увидит?
-Может, Луну?
-Да в том-то и дело, что не Луну, и не звёзды. А пустое, мутно-чёрное небо с клочьями своих же мрачных мыслей и несбывшихся надежд, превратившихся в свинцовые тревожные тучи.
-Так а.. что же делать??? Авессалом! Вы меня пугаете!
-Ничего, Жоржелэ. Не бойтесь. Есть у нас одно средство. Вы вот зачем мурлычете вот эту шарманочную песню-то? Про «Шпиль балалайка, фрэйлэх зол зайн»?
-Ну.. честно говоря… наверное, от одиночества. Потому что когда все грустные, всем плохо. А я пою. И шарманка играет. И это как волшебное слово: «Фрэйлэх зол зайн!» -«Пусть будет радость!». И – она приходит, да. Становится светлее. Будто зажигается луч. Ой... Простите, Авессалом..
-Не беспокойтесь. Не за что. Так вот, Жоржеле-штурман, вы всё сами и объяснили. Это и есть волшебная песня, которая проходит насквозь. Сквозь слёзы, сквозь горе, сквозь отчаянье. Это – сквозняковая песенка. И не надо от неё ёжиться. От неё ёжатся только чёрные лучи – они злые, нехорошие, для них нет большей радости, чем сделать человека тёмным и беспросветным. А боятся эти чёрные лучи – только ваших сквозняковых песенок. Ведь это вы – придумали идею моей фабрики. Я как-то летал там, по земле (я же луч… ну… любопытный... и путешественник ещё… по долгу службы) и подслушал вашу песенку… и Ваш разговор. Был такой бородатый человек в окне. Вы, извините, плакали. А он вам что-то рассказывал. А потом вы – ему. Он ещё потом вас положил спать.
-Это он. Эли. Он – мой брат, - гордо сказал ему я.
-Ну и вот. Жоржелэ! Может, быть, вы будете так любезны принять моё предложение. И стать заместителем директора фабрики.
-Фабрики сквозняковых песенок?
-Да, да! Кстати, сердечное спасибо, какое же превосходное название!!! Я пока просто называл её Фабрика.
-А что я буду делать?
-Я же уже сказал – сочинять песенки. Но не простые, а… вот такие, как Ваши. Как «Фрэйлэх зол зайн». Про «Пусть будет радость». Или «Лихтик ойф дер ганцер велт» - «Светло на всём белом свете». В общем, сквозняковые. Настоящие.
-Или про странствующих музыкантов, волшебных лесных зверей, да?
-Да, Жоржеле. Я знаю, Вы сможете. Только вы. А мои товарищи – лучи будут разносить твои песенки по грустным и отчаявшимся душам. И дуть золотистым лунным сквозняком на чёрных лучей, которые в этих душах поселились.Ну, что? Летим???
-Летим!!!!»
….
-Так ты, Жоржеле – теперь зам. директора? – улыбнулся я. - Эй!.. Где ты…
Обезьянё-но-ок! Штурман!
Исчез. Будто его и не было. Надо же… Сказал: «Летим!!!». И улетел. Наверное, его позвали лучи. Наверное, кому-то сейчас очень плохо, и его сумрачной душе очень нужна лунная сквозняковая песенка.
А за окнами чёрная кошка-ночь стремительно седела. Половина пятого.
«Это ничего, - подумал я. - Это просто Время. Оно бежит. И именно на кошачьих лапах. Всё проходит. А что остаётся?
И тут я понял, что зажигая новую сигарету, мурлычу:
«Штэйн кен ваксн, вакс он рэгн
Либэ кен брэнэн ун ништ фарбрэнен
Харц кен бэнькн вэйнен он трэрн».
Всё правильно. Камень растёт без дождя. Сердце может плакать без слёз. Любовь – вечно горит и не сгорает. Как говорил штурман Жорж: «Это же всё о волшебных вещах. Самых настоящих. Поэтому и песня - волшебная».
Я знаю, что остаётся. Когда всё, что было дорого и любимо, забирает себе спешащее в свою безвозвратную страну на мягких кошачьих лапах Время.
Остаются сквозняковые песенки.
п.с. Две песенки – сквозняковые – про Ханеле и вечер субботы с бабушкиными сказками в переводе с еврейского на русский лежат здесь:
http://www.yandex.ru/
Почта.
Login:
magetona
Пароль:
1313