А дело было так. Во втором классе, в незабвенном 1982-м году (спи спокойно, Леонид Ильич) на урок пения пришла какая-то добрая женщина – Б-жий одуванчик, и стала играть одним пальцем на фортепиано незабвенного идиотизма квазинародный шлягер «Во поле берёзка. Стояла…». И просила детей петь, попадая в ноты. После всего этого кошачьего концерта из нашего класса эта одуванчик-менеджер отобрала лишь одного мальчика. Сказала, что он теперь будет петь в хоре. Этот мальчик был не я, ибо я тоже не попал в берёзку - снайпер-то ещё тот…
Но петь я любил. И в моей восьмилетней голове кубарем пронеслись весьма полезные мысли: «Хор… значит – репетиции, концерты…И петь в окружкоме комсомола и партии… Значит – с уроков снимать будут! И даже с контрольных!».
И я – встал. Немыслимое желание петь переполняло меня всего – от сменных туфель до кудрявой макушки. «Извините! – как бы со стороны услышал я свой твёрдый и уверенный голос. – А можно я ещё попробую спеть про берёзку!». Мне вняли. Я попробовал. Попал. В хор.
Дальнейшая моя жизнь в искустве показала, что моё озарение о метафизической значимости хора было удивительно точным. Нас снимали с уроков, с годовых контрольных, мы пели в Белом Доме на съездах. Певцом было быть просто прекрасно. Я, правда, мечтал ещё быть барабанщиком, но это было ещё впереди (пять лет спустя я получу грамоту «Лучший барабанщик Тюменской области. 3-е место»). А пока я пел. Хором. Я любил эти песни – ОРЛЁНОК, ОРЛЁНОК, ВЗЛЕТИ ВЫШЕ СОЛНЦА (впоследствии оказалось, что оригинал был написан на идиш), И ВНОВЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ БОЙ и другие. Они были тоже прекрасны все до единой. Как была прекрасна и жизнь певца.
Но тут случилось страшное. И хронический колит сыграл в нём не последнюю злодейскую роль. Наш хор выступал на каком-то окружном конкурсе в ДК ОКТЯБРЬ. Я стоял на третьем, самом высоком ярусе – в белой рубашке, шортах, улыбчивый и белокурый (до 2-го класса у меня были светлые, но вьющиеся волосы). А из-за волнений и тревог, связанных с этим концертом – я ничего не ел с утра. И вот на второй песне – он – подкрался. Колит. И сразу стало всё плохо. Мир померк. Свет исчез. Скамейки под ногами вдруг не стало. Я потерял сознание и свалился назад – какие-то люди чудом поймали меня, утащили за кулисы, положили на стул. Весь концерт я пролежал без сознания. Потом – очнулся, с трудом представляя где я и что здесь. И тут подошла руководитель хора - суровая женщина со сталинским холодком в глазах. «-Обморок? - небрежно спросила она. – Ты всех нас подвёл! Больше не будешь петь. Хлюпикам не место в хоре».
Помню, я ещё удивился – вот так хор!!! Трижды краснознамённый хор сверхчеловеков им. Фридриха Вильгельма Ницше…
Вот так. И не стяжал я гордого звания Соловья Земли Русской.
Разве – только Разбойника…
А колит – исчез, будто его никогда и не было. В 16 лет, когда я поехал в Университет в Свердловск, и мотался по общагам, иногда по суткам ничего не евши, а потом – отоваривая талоны на консервы или питаясь месяцами – самоваренной кашей с маргарином.
А может – он просто испугался. Что и вправду стану великим певцом.
Братом Бэрри.